"Что будет, если девчонка из 2018 года вдруг окажется в 1980 году? А мальчик из 1980 года перенесётся на её место? Где лучше? И что такое "лучше"? Где интереснее играть: на компьютере или во дворе? Что важнее: свобода и раскованность в чате или умение разговаривать, глядя в глаза друг другу? И самое главное – правда ли, что "время тогда было другое"?

А может быть, время всегда хорошее, и вообще, всё зависит только от тебя…"

На эти и другие вопросы вы сможете найти ответы в книге "Время всегда хорошее".

В художественном произведении перед читателями предстают все плюсы и минусы современной "виртуальной" жизни подростка. Конечно, хорошо, когда у тебя есть комп, инет, куча друзей в чате, все школьные проблемы решаются на форуме, а сердце колотится оттого, что "в ящике, оказывается, есть личное сообщение". Зачем идти в школу, если это – настоящая жизнь? "Сейчас бы сесть, спокойно придумать ответ, написать. А потом выведать номер его аськи и болтать, болтать ночами…". Ну, а как по-иному можно друг с другом разговаривать?

А что было раньше? Пионервожатые, совет дружины, политинформация и…общение глаза в глаза. "Женька как верный друг и сосед по парте пытался меня развеселить, но получалось ещё хуже. Даже когда он очень ловко засветил Ирке Воронько жёваной бумагой за шиворот…".

Вот так и живут в 2018 году – Оля (Синичка), а в 1980-м – Витя. Но 13 апреля в жизни ребят происходят глобальные изменения, их судьбы пересекаются. Как? Это вы узнаете, если прочтёте книгу "Время всегда хорошее".

Вот некоторые наиболее интересные фрагменты из неё.

Синичка, 10 апреля 2018 года, день

День в школе не задался с самого начала. Математичка совсем озверела, урок начала с того, что собрала у всех комики. То есть контрольную я писала вообще как без рук, ни тебе ни с кем не поговоришь, ни тебе шпор, ни тебе калькулятора. Просто как в доисторические времена! Главное, у многих же есть вторые комики, но как-то не догадались взять их с собой. Да, а потом она вообще учудила, взяла и раздала нам бумажки, это говорит, контрольная, решайте. Класс аж обалдел, как, говорит, её решать?

А она улыбается так ехидно и говорит, ручкой пишите по бумажке. И подробное решение каждой задачи. Жуть! Я уже, наверное, полгода ручку вообще в руках не держала. Могу себе представить что я там нарешала и как это всё понаписывала. Короче, балла на три, наверное, из десяти…

Так что по сравнению с этой контрольной всё остальное было просто семечки. Зато весь день форум гудел. Мы ж даже не можем задания в сетку выложить, никто не сообразил стащить листик, чтоб его отсканить, а наизусть тоже не запомнишь, и в голову не пришло записать. Мы потом на всех уроках уже из сети не выходили, так и трындели по комикам. На кого не посмотришь, у всех комики под партами и только пальцы мелькают – набираются сообщения. А на форуме было одновременно почти 200 человек, это вся параллель пятых классов, и ещё любопытные из других повлезали. На переменках только и успевали тему пролистать, да на вопросы ответить. Из кабинета в кабинет перейдёшь, на парту плюхнешься и сразу в комик, читать, что там новенького случилось. Прикольно так, в класс заходишь – тишина. И все сидят что-то набирают, набирают… Удобнее, конечно, голосовым набором пользоваться, но не в классе же! Потому что тогда сразу все узнают твой ник. А этого ну никак допустить нельзя. Ник – это самая наисекретнейшая информация.

Я знала пару ников. Красавица – это Нинка, Муреха – это Лиза. И ещё догадывалась про несколько человек, но не знала наверняка. Ну и то, что я Синичка – это тоже знали буквально трое. Синичка – потому что фамилия у меня Воробьёва. Но если б написала Воробей, все б сразу догадались, что я – это я, написала Синичка. И аватарку нашла такую прикольную – сидит синичка и трющит сало из кормушки.

Однажды была у нас история, девчонку из седьмого класса рассекретили. Кто-то из подружек взял и написал в сети, что Фиалка – это Кирова из 7 "А". Ужас… Так ей и пришлось потом в другую школу уйти. Потому что ж ты можешь написать, если все знают, что это ты! Даже пофлиртовать невозможно, это как взять и кому-то в открытую в любви признаться! Бррр…

И мой ник только самые-самые проверенные знают. Мы с ними дружим. Даже один раз вместе в кафе ходили, когда у меня день рождения был. Я про них всё-всё знаю. И аську, и мейл. Короче, эти точно не сдадут!

Так вот, про день, который не задался. Последний урок у нас классный час. Приходит наша училка и говорит таким сердитым голосом:

— А ну-ка, убрали все телефоны.

Мы аж подпрыгнули. Кто-то даже вслух сказал:

— Вы чё, сговорились все что ли!

А училка, наша классная, Елена Васильевна как гавкнет:

— Телефоны на стол! И слушайте внимательно, сейчас можно сказать, ваша судьба решается.

Мы совсем затихли. А она по рядам прошла и комики поотключала. Ну вообще конец света… А потом вышла перед классом и прочитала трагическим голосом:

— "Постановление Министерства образования от 3 мая 2018 года"…

Я коротенько перескажу, своими словами.

В связи с излишней компьютеризированностью школьников и для проверки их знаний учредить в конце каждого учебного года экзамены. Оценка выставляется по десятибалльной системе и выносится в аттестат зрелости. Это чтоб, мол, мы все года хорошо учились, а не только последний класс. Да, но самый-то ужас не в этом, а в том, что экзамены эти будут проходить не в виде тестов, а устно.

— Чего? – спросил кто-то из мальчишек.

Я даже оглянулась, но не поняла, кто спросил, я их вообще плохо различаю.

— Экзамена три, – продолжала Елена Васильевна, – русский язык и литература – устно, математика – письменно, но не на компьютере, а на бумаге, и история – тоже устно. Делается это для того, чтоб вы, современные школьники, научились хоть немного владеть устной речью и писать ручкой по бумаге. Экзамены через три недели.

Класс завис. Так и разошлись в полном ужасе. Я даже до самого дома комик не включила…

Витя, 10 апреля 1980 года, вечер

Вечером мне надо было готовиться к политинформации. Как раз шла передача про то, как американские империалисты пытаются сорвать Олимпиаду в Москве, а люди доброй воли им не дают этого сделать. Но я никак не мог сосредоточиться – сидел и думал про Женьку. Он, конечно, неправ, но всё равно на душе было противно.

В конце концов я понял, что ничего не понимаю из рассказа диктора и выключил телевизор. К ужину придёт папа, принесёт "Правду" и "Советскую Белоруссию" – перепишу оттуда. Я позвонил Женьке, но трубку подняла бабушка.

— Он уже второй час где-то бегает. Ты ему скажи, Витенька, – голос у Женькиной бабушки был скрипучий, но приятный, – чтобы он шёл домой! Я волнуюсь! Скоро стемнеет!

Я наскоро пообещал и побежал во двор. То, что пришлось говорить с виновницей всей этой истории, расстроило меня ещё больше. Бабушка, конечно, старенькая, лет пятьдесят, а то и все семьдесят, но это её не оправдывало. Нельзя так подводить родного внука!

Архипыча я пошёл искать на нашей груше – той, что возле трансформаторной будки. Даже листьев на ней ещё не было, но на дереве так классно сидеть и болтать ногами! Ветки густые, ты всех видишь, а тебя – никто!

— Женька! – крикнул я, подходя. – Слазь, поговорить надо!

С груши послышалось хихиканье. Пришлось лезть самому. Архипыч сидел на самой верхушке, куда я всегда боялся долазить. Когда я был маленьким, ещё во втором классе, я навернулся с самой нижней ветки этой груши, и с тех пор жутко боюсь высоты. Сейчас тоже не полез наверх, устроился на любимой ветке в самом центре дерева. Ветка была толстая, надёжная, и изгибалась очень удобно – как спинка кресла.

— Чего молчишь? – сердито спросил я. – Молчит… Хихикает…

— Здорово, Тарас! – отозвался Женька.

Тарасом звал меня только он, по имени украинского писателя. Мы его ещё не проходили, но Женька прочитал половину домашней библиотеки, в том числе и этого Тараса Шевченко. Причем читал бессистемно, всё подряд, что под руку попадётся. Я так не мог, я читал книги строго по порядку. Пытался даже Большую Советскую Энциклопедию освоить, но сломался на втором томе. Слишком много незнакомых слов оказалось. Зато Пушкина прочитал всего – от первого тома до последнего. Сейчас начал Гоголя.

Обычно мне нравилось, когда Женька звал меня Тарасом, но сегодня я почему-то обиделся.

— Я не Тарас! Я Виктор!

— Ты чего такой злой, Тарас? – удивился Женька.

— Ничего! – огрызнулся я. – Говорю тебе: слезай, надо поговорить! А ты чего?

— Давай лучше ты ко мне! Тут здорово!

Лезть не хотелось, но пришлось. Разговор был такой, что… В общем, не хотелось о нём кричать на весь двор.

Когда я осторожно уселся на ближайшую к Архипычу ветку, тот завопил:

— Качка! Свистать всех наверх! – и принялся раскачивать верхушку.

Я вцепился в ветку изо всех сил и взмолился:

— Хватит! Сломается!

— Не сломается! – возразил Женька, но "качку" всё-таки прекратил. – Так чего ты хотел?

Я стал рассказывать про разговор с вожаткой и завучихой. Чем больше рассказывал, тем мрачнее становился Женька. Да и меня всё больше мутило – то ли от высоты, то ли ещё от чего. Когда добрался до самого неприятного, то пришлось даже замолчать на минутку, а то меня точно стошнило бы.

— И чего они хотят? – спросил Архипыч, и в этот момент голос у него стал такой же скрипучий, как у его бабки.

Я кое-как продышался и ответил:

— Чтобы ты сказал, что бога нет! Прямо перед всем классом!

— И всё? – Женька сразу повеселел.

— Не всё, – признался я. – Надо, чтобы ты… в общем… сказал, что твоя бабушка неправильно поступила, что дала нам ту булку. И тебе стыдно, что она верит в бога.

— Ничего мне не стыдно! – опять заскрипел Женька. – Какая разница: верит или не верит? Она хорошая и добрая!

— Это само собой. Но она ведь верит! Значит, тебе должно быть стыдно!

— Глупости это! Не буду я такого говорить!

— Тогда с тобой знаешь что сделают? Из школы выгонят!

— Не выгонят! Я самый умный в классе! Если меня выгонять, то всех остальных тоже гнать надо!

Это было правдой. Архипыч никогда особо не зубрил, но получал одни "пятаки". Я тоже ходил в отличниках, но некоторые пятёрки давались мне нелегко. Особенно по русскому языку – ну не мог я написать длинное слово, чтобы не было в нём исправлений! А по рисованию мне четвёрку вообще только из жалости поставили. Я прямую линию даже под линейку ровно провести не могу. Очень стараюсь, но всё без толку. Эх, изобрести бы такую штуку, чтобы она сама линии рисовала! Кнопку нажал – линия, вторую нажал – круг, третью – какой-нибудь хитрый график, как в газете "Правда" на второй странице. А если бы штука ещё сама ошибки исправляла… Но это уже, конечно, фантастика.

А вот Женька и математику с русским здорово знал, и по истории все даты помнил, и рисовал, почти как настоящий художник. Прав он, не выгонят такого хорошего ученика. Да я и сам не верил, когда говорил. Так, припугнуть хотел.

— Ну, ругать будут!

— Пусть ругают! Поругают и отстанут!

Возразить было нечего. Хотя очень хотелось. Я понял, что завидую Женьке. Вот я очень не люблю, когда меня ругают. Не потому, что папа с мамой меня ругают – честно говоря, они дома редко бывают. Просто не люблю и всё. Тут я вспомнил просьбу бабушки Архипыча.

— А тебя бабушка домой ждёт, – мстительно сказал я. – Волнуется.

Женька тут же дёрнулся, чтобы слезть, но удержался. Только девчонки бегут домой по первому зову. Мы ещё немного поболтали, но минут через пять Архипыч небрежно сказал:

— Проголодался я что-то. Пойду перекушу! Пока.

— Пока, – ответил я.

Женька лихо спрыгнул на землю и пошёл неровной походкой – как будто ему очень хочется побежать, но надо сдерживаться.

Через пару метров он всё-таки не выдержал и припустил бегом. Я слез в середину груши и ещё немного посидел. У меня на шее, на одной ленточке с ключом, болтались старые папины часы, так что я мог следить за временем. Папа из своего обкома раньше девяти не придёт, мама и того позже – она в вечерней школе работает.

Но скоро стало совсем скучно, и я поплёлся домой. Вдруг я сообразил, что не сказал Женьке одну очень важную вещь, похолодел и бросился в подъезд изо всех сил.

Как бешеная пуля, я взлетел на свой четвёртый этаж, быстро открыл дверь и схватился за телефон. На сей раз трубку взял сам Женька, и это было удачно.

— Ты только никому не говори, что я тебя про собрание предупредил! – выпалил я.

— Почему?

— Мне сказали, чтобы… что это должно стать для тебя…

Я попытался вспомнить слово, которое употребила Васса, но не смог.

— Ну, в общем, неожиданно должно быть!

— Хорошо, не скажу! Пока.

Я положил трубку и немножко посидел. Меня всё ещё немного подташнивало. Неожиданно входная дверь распахнулась – я даже вздрогнул. На пороге стоял папа, но заходить не спешил.

— Что это? – строго спросил он, указывая на замок с наружной стороны.

Я промолчал. Вопрос, как говорит мама, риторический. В замке торчал мой ключ вместе с ленточкой и привязанными к ней часами.

— Хорошо, что я пораньше домой пришёл, – папа достал ключ из двери, вошёл и прикрыл дверь за собой. – А если бы какой-нибудь вор?

По тону было понятно, что папа настроен на долгий рассказ про всякие важные вещи. Нужно было срочно что-то делать.

— Извини, папа! Я просто задумался, мне завтра про бойкот Олимпиады на политинформации надо рассказать, а я не всё понимаю.

Папа сам заядлый рыбак, но тут он клюнул не хуже какого-нибудь ерша.

— А что там не понимать? – он сел на кресло, отложил ключ в сторону и принялся снимать ботинки.

— Ну вот почему США не хотят ехать на Олимпиаду? Боятся проиграть?

— Да нет, – усмехнулся папа, – тут всё сложнее. Помнишь, мы про "холодную" войну говорили?

Я кивнул. От сердца отлегло – папа пошёл по новым рельсам.

— Так вот, в этой войне все средства хороши…